Вольфганг Тильманс о случайности и контроле

В 2005 году я отксерокопировал страницу из Herald Tribune со статьей под названием «Темная сторона золота». Она была о негативных аспектах золотодобычи, а рядом была помещена реклама с огромным золотым кольцом Bulgari. Вот «идеальное» стечение обстоятельств, переплетение, вроде тех, что сопровождают нас все время, но которое в данном случае предстало в довольно кристаллизованном виде. Будь то «случайность», вроде этой на газетной странице, или складка на ровно экспонированном листе фотобумаги — характер сбоя один и тот же. Я думаю, что эти моменты, особенные и в то же время совершенно обычные, и есть то, что я хочу показать.

И недавно я пришел к такому определению своей практики: я исполняю выставки и пишу книги. Выставки — это, по сути, перформансы, во время которых я провожу до двух недель в пространстве, создавая пространственную инсталляцию, которую, в свою очередь, можно воспринимать как перформанс. Что касается книг, то я разрабатываю каждый их аспект и, как писатель, создаю «эссе» в виде потока или течения, преимущественно визуального, но которое также является «текстом». Это не значит, что меня интересует нарратив или создание сюжетной арки, где я контролирую все аспекты повествовательной динамики; меня скорее интересует динамика, которая возникает в результате стечения обстоятельств и в которой, безусловно, есть некая доля контроля, но также всегда присутствует элемент случайности.

Этот аспект «контроля», безусловно, не так прост — фотография дала мне возможность в особо экономичном ключе размышлять о пространственных вопросах, однако, в то же время инсталляции и книжная верстка позволяют мне видоизменять комнаты и страницы и активировать их «архитектонику», создавая новые возможности. Мой изначально студийный метод расположения двухмерных объектов на столе, когда эти изображения удерживаются на месте только за счет собственного веса, дает «ясность» и позволяет взглянуть на вещи в некоторой перспективе. Затем, благодаря сочетанию сущностно различных листов бумаги, возникает новый текст. Ни один из вопросов, рассматриваемых, или изложенных, на этих столах, не претендует на исчерпывающую полноту, а выбранные элементы не стремятся быть образцовыми примерами чего бы то ни было. Наоборот, этот многоголосый процесс позволяет мне усиливать те голоса или идеи, которые, по моему мнению, нуждаются в усилении, и противопоставлять их со своими антиподами и соседями.

Но только когда я освобождаюсь от своих намерений, я начинаю их осознавать или, возможно, сильнее осознавать, и, что куда более важно, осознавать то, что находится за их пределами. Это главный принцип моей работы — быть открытым тому, что есть, и работать на этом пересечении, в пространстве взаимодействия намерений и случая, контроля и совпадения. Для меня важно допускать и то, и другое, и не настаивать только на одной риторике, только на одном методе работы. На самом деле я воспринимаю все это как процесс исследования жизни, того, как она устроена и откуда берутся определенные вещи, например, как происходят ошибки. Я думаю, что искусство наиболее интересно, когда в нем сосуществуют случайность и контроль, то, что я знаю и пытаюсь контролировать, и то, что я не могу контролировать — разумеется, для меня оно всегда так или иначе связано с репрезентацией того, что я вижу своими собственными глазами.

Книги, которые являются своего рода еще одним выставочным пространством, выполняют и другую функцию — они помогают мне понять проделанную работу, подвести итоги. Хотя, к счастью, если книга сделана, это не значит, что что-то закончилось; изменения в моей работе происходят не в виде революций — это скорее эволюционный процесс. Одна из интересных особенностей книги «Руководство» (Manual, 2007) заключается в том, что эта эволюция очень тонкая. Даты создания работ можно найти только в указателе и кое-где в книге фотографии, сделанные с разницей почти в двадцать лет, идут друг за другом. Меня всегда интересовал этот процесс или эта способность провоцировать и затуманивать видимость и время. Начиная с 1990-х годов я распределяю, наслаиваю, накладываю, обрезаю и размещаю фотографии так, словно это ускользающие изображения, которые постоянно появляются снова и меняются, которые по-прежнему остаются актуальными, а не просто случайными. Поскольку мы по-прежнему воспринимаем аналоговую реальность, поскольку между изображениями и видимым миром по-прежнему существует взаимосвязь — именно это на самом деле и означает слово «аналоговый», — сегодня я все еще могу работать с этими вещами без чувства ностальгии.

Я думаю, что на очень простом, базовом уровне внутри каждого из нас есть образы, которые мы можем передать, или, по крайней мере, свой способ видения. Подвижность глаза — совершенно фундаментальное сокровище, которым мы обладаем, которое, к тому же, сосуществует с восприятием. Например, на танцполе вы полностью погружаетесь в реальность танцпола, и одновременно ощущаете эти «похожие на сон» визуальные образы меняющихся цветов и огней, потных и влажных поверхностей кожи. Иногда вы всматриваетесь в очертания чьей-то тени в свете стробоскопа, а иногда — в крупный план чьей-то подмышки. Я не все время фотографирую, но это то, что я на самом деле постоянно вижу, и не только на танцполе, конечно. Именно это непрекращающееся сосуществование делает жизнь поразительной. У глаза есть способность переворачивать то, что он видит, туда и обратно всего за одну секунду, и таким образом вы можете видеть что-то сначала как объект, а потом как замысел. Это действительно освобождает, и это то, что я пытаюсь передать в своей работе — что ваши глаза свободны, и вы можете свободно ими пользоваться. А настоящее произведение — это процесс трансформации произведения в вашем уме.

Когда мне было около девятнадцати или, может быть, чуть за двадцать, я думал, что моя точка зрения заслуживает того, чтобы быть услышанной, потому что я чувствовал, что ни я, ни то, как я смотрю на мир, не были представлены должным образом. Все это, разумеется, меняется, и теперь мы живем в совершенно другом мире образов, чем много лет назад. Конечно, я считаю, что есть довольно четкие различия между тем, как я использую сразу множество фотографий, и сегодняшним использованием миллионов фотографий и тысяч фотографий в жизни каждого человека и в его «постах». Для меня смысл никогда не во множестве, а в отдельных фотографиях, предметных или абстрактных (потому что они переплетены между собой), которые стремятся быть исключительными и обладать особым свойством открываться навстречу самым разным сторонам жизни. Мне всегда хочется показать множественность природы вещей, ее непрерывность и прерывистость, показать, что вещи не столь очевидны. И именно медиум фотографии в том виде, в котором я использую его в своих выставках и книгах, позволяет мне это делать.

Впервые опубликовано в книге «Wolfgang Tillmans», Phaidon, 2013.